the night before

The morning after of his year of living beyond his means was grim. (RHD) — Весь год он жил не по средствам, и вот наступило горькое пробуждение.

In the night sky, Kissing Moon had waned and Peddler’s Moon had made its first thin appearance. The days were bright and warm; even the oldtimers admitted it was one of the most beautiful summers in memory. — В ночном небе Целующаяся Луна завершила свой путь, народилась новая луна, Мешочная. Дни стояли ясные и теплые, даже старожилы не помнили такого чудесного лета. (ТБ 4)

Roy Depape reached it three nights before the Peddler’s Moon—called Late-summer’s Moon by some—came full, and left it a day later. — Рой Дипейп добрался до него за три ночи до того, как Мешочная Луна (так некоторые называли последнюю луну лета) полностью округлилась, а уехал на следующий день. (ТБ 4)

They waited, and not twenty minutes later the Peddler’s Moon rose above the horizon—a perfect summer moon, huge and orange. It loomed in the darkening violet swim of the sky like a crashing planet. On its face, as clear as anyone had ever seen it, was the Peddler, he who came out of Nones with his sackful of squealing souls. A hunched figure made of smudged shadows with a pack clearly visible over one cringing shoulder. Behind it, the orange light seemed to flame like hellfire. — Они подождали, и не прошло и двадцати минут: как из-за горизонта поднялась Мешочная Луна… идеальная летняя луна, огромная и оранжевая. Она величественно плыла по темно-фиолетовому бархату неба. А на ее поверхности отчетливо виднелся Мешочник, который только что вылез из Нонеса с мешком, набитым верещащими душами. Они ясно видели его согбенную фигуру с заброшенным на плечо мешком. А лунный диск, казалось, окрашивался отсветами адского пламени. (ТБ 4)

Then he left, standing on the porch for a moment to verify he still had the Bar K to himself. Of course he did. Yet for a blink or two, there at the end, he’d felt uneasy—almost as though he’d been scented. By some sort of In-World telepathy, mayhap. / There is such; you know it. The touch, it’s called. — Потом вышел из бункера, постоял на крыльце, дабы убедиться, что на ранчо “Полоса К”, кроме него, по-прежнему никого нет. Разумеется, не было. Однако на мгновение-другое ему стало как-то не по себе, он словно почувствовал, что его засекли. Может, с помощью какого-то неведомого ему шестого чувства. / Оно существует, ты это знаешь. Дар, так оно называется. (ТБ 4)

“Dan-dinh—where did you hear that, Jake?” / “Never did. Picked it up from your mind, I think.” Jake added hastily: “I don’t go snooping in there, or anything like that, but sometimes stuff just comes. Most of it isn’t very important, I don’t think, but sometimes there are phrases.” / <…> / “Yes.” That he hadn’t been concentrating on, and he would have felt better had Jake not known of it. But the boy was strong in the touch, and Roland believed him when he said he hadn’t been snooping. At least not on purpose. — Дан-дин… где ты это слышал, Джейк? / – Нигде. Думаю, почерпнул из твоей головы, – тут Джейк торопливо добавил. – Специально я туда не залезал, будь уверен, но иногда что-то мне перепадает. Обычно всякая ерунда, но бывает, и какие-то фразы. / <…> / – Да, – вот на этом он не сосредотачивался, даже предпочел бы, чтобы Джейк об этом не узнал. Но в прикосновениях мальчику, похоже, уже не было равных, и Роланд верил его словам о том, что он не залезает в чужих головах. Во всяком случае, специально. (ТБ 5)

“Not Andy,” Roland repeated. It was just a feeling, but his feelings were his version of the touch. “There’s time to think about it, Pere… and we’ll think, too.” — Не Энди, – повторил Роланд. Он ориентировался на свою интуицию, а интуиция, как известно, сродни прикосновениям. – Еще есть время подумать об этом, отец… и мы тоже подумаем. (ТБ 5)

Now she went to the foot of her bed, knelt, and passed one hand over the earth floor there. Lines appeared in the sour dirt as she did. They formed a square. She pushed her fingers into one of these lines; it gave before her touch. She lifted the hidden panel (hidden in such a way that no one without the touch would ever be able to uncover it), revealing a compartment perhaps a foot square and two feet deep. — Теперь она подошла к изножью кровати, встала на колени и сделала пасс рукой над земляным полом. Под её ладонью в затхлой земле проявились линии, определившиеся в квадрат. Она сунула пальцы вдоль одной из линий, которая разошлась от такого контакта. Приподняла скрытую там дощечку (скрытую таким образом, что никто не смог бы её открыть, не обладая даром прикосновения), под которой оказалось небольшое углубление размером около фута по каждой стороне и двух футов в глубину. (ТБ 4)

“I hate that noise,” Alain said. He sounded morose and sleepy. In fact, he had been troubled by odd dreams and premonitions all night—things which, of the three of them, only he was prey to. Because of the touch, perhaps—with him it had always been strong. — Ненавижу я этот шум, – пробормотал Ален. Но в действительности его тревожили странные сны, которые донимали его всю ночь. Из всех троих снились они только ему. Из-за дара, возможно, только его природа наградила шестым чувством. (ТБ 4)

Aye,” she said, “pie for the bumbler, too, as I’m sure he’s Arthur Eld in disguise and will reward me with jewels and gold and the healing touch.” — Ага, ушастик-путаник тоже получит пирог. Я уверена, что на самом деле он – Артур Эльдский, который, вернув себе человеческий облик, вознаградит меня драгоценными камнями, золотом и даром врачевания. (ТБ 5)

Cuthbert patted Roland’s face with no result. Alain pushed him aside, knelt, and took the gunslinger’s hands. He had never used the touch this way, but had been told it was possible—that one could reach another’s mind, in at least some cases. / Roland! Roland, wake up! Please! We need you! / At first there was nothing. Then Roland stirred, muttered, and pulled his hands out of Alain’s. — Катберт похлопал Роланда по щеке. Безрезультатно. Ален оттолкнул его, опустился на колени, взял руки стрелка в свои. Он никогда не использовал свой дар для того, чтобы помочь человеку прийти в себя, но ему говорили, что такое возможно: в некоторых случаях дар позволяет проникнуть в разум другого. / Роланд! Роланд, проснись! Пожалуйста! Ты нам нужен! / Поначалу ответная реакция напрочь отсутствовала. Потом Роланд шевельнулся, что-то пробормотал, выдернул руки из пальцев Алена. (ТБ 4)

Yes, I went there the night before last, but she was quite on the high ropes about something, and was so grand and mysterious that I couldn't make anything of her. (Ch. Dickens, ‘Nicholas Nickleby’, ch. XXXI) — Да, я пошла туда третьего дня вечером, но она почему-то очень важничала, напустила на себя такой таинственный и высокомерный вид, что я ничего не могла понять.

Suddenly he did a simple thing, but so uncharacteristic that it moved her. He shut his eyes. It was as if he said: ‘All right! I'm dead to the world!’ (J. Galsworthy, ‘In Chancery’, part II, ch. XIII) — И вдруг он сделал совсем простую вещь, но такую необычную для него, что она почувствовала жалость. Он закрыл глаза. Все равно как если бы он сказал: "Хорошо. Я умер для всего света".

I was dead to the world as soon as I hit the ground before my go on night watch. (K. S. Prichard, ‘Winged Seeds’, ch. XV) — Я прилег, перед тем как идти в дозор, и уснул как убитый.

Then Lou got the man to identify himself, and it was the Sergeant himself, Cacalokowitz, drunk and dead to the world of law and order. (W. Saroyan, ‘The Adventures of Wesley Jackson’, ch. 6) — Тогда Лу потребовал, чтобы неизвестный назвал себя, и тут оказалось, что это сержант Какалокович собственной персоной, сильно под мухой и потому глухой к голосу закона и порядка.

They carried out the prostrate man, dead to the world from a fractured skull. (W. Foster, ‘Pages from a Worker's Life’, ch. II) — Они вынесли лежащего без сознания человека: ему проломили череп.

I'll get some food at the canteen here and then go straight to bed. I'm dead to the world. (M. Dickens, ‘The Fancy’, ch. 12) — Поем в буфете и сразу спать. Устал смертельно.

Paddy: "...Tis only when I'm dead to the world I'd be wishful to sing at all." (E. O'Neill, ‘The Hairy Ape’, sc. 1) — Пэдди: "...Когда напиваюсь, мне всегда хочется петь."

Amongst the desolation of the looted shop, swaying helplessly astride the beer barrel sat Slogger Leeming. He held to the bunghole with one blissful finger. He was blind to the world. (A. J. Cronin, ‘The Stars Look Down’, book I, ch. VI) — Среди разгромленной, опустевшей лавки, беспомощно покачиваясь, сидел верхом на пивном бочонке Боксер Лиминг и, плавая в блаженстве, одним пальцем придерживал втулку. Он был мертвецки пьян.